Позднее православная церковь стала отмечать в этот день праздник иконы пресвятой Богородицы.
Бабка повивальная — в деревне всем родня дальняя. Ни одни родины не обходились без повитухи. Бабка пособляла роженице. И была она, как говаривали, с руками. Зная обычаи старины, бабка знала свое дело. При муках роженицы затапливала баньку, вываживала роженицу по солнцу. Бабканье — повиванье — утворялось добрым словцом, добрыми травами, добрыми молитвами. Одымляя роженицу, то есть, запалив березовую лучину и поджигая полынь с травой бессмертником, бабка радела о легких родинах.
А еще, не в столь далекие времена, матушка собирала ребятишек ввечеру и учила их славить Рождество, обсыпать зерном — на долгий век, на счастье, на благополучие. Проще простого было в праздничный час выдать по ломтю пирога, побаловать детей клюквой на меду. Но матушка знала: «Не во всяком дому каравай выпечен, да еще, чтобы всему семейству вдосталь».
И вот ребятишки должны были заслужить угощение, всем миром ребячьим отведать поровну и сыти, и сладостей. «Подайте коровку, маслену головку, на поду печену, коровку золочену!» И в ребячий короб от всякого дома выносили и большухи, и девицы-невесты обрядовое печенье, которое по своему обличью сродни скотинке. А ребятишки подзадоривали: «Ты, хозяюшка, подай! Ты, отрадушка, подай! Подавай — не ломай! Отломишь немножко — будет Ермошка. Отломишь горбушку — будет Андрюшка. А подашь середину — быть свадьбе!»
И так ребячий короб тяжелел. И гурьбой славильщики бежали к чьей-то протопленной баньке, делили между собой угощение. Это было радостное время игр, забав. Дети узнавали друг друга и по-детски были счастливы, запоминая это зимнее чудесное время.
Наблюдали и за приметами: если этот день ясный, то будет хороший урожай проса. Каша в печи подрумянится — к снегу. Если синички с утра пищат, можно ожидать к ночи мороза. А вот беспрерывный крик ворон и галок сулит снегопады и метели.
