Социальное неравенство
сыграло положительную роль в деле выживания и экспансии человечества,
показывают компьютерные модели, имитирующие классовые и социалистические
общества. Но только при одном условии — наличии незанятых ресурсов.
Почему за последние как минимум десять тысяч лет большинство
человеческих обществ неуклонно эволюционировало к классовой организации,
разделяясь внутри себя на касту богатых, бедных и в той или иной
степени развитый средний класс, а не к эгалитаристской, то есть
обеспечивающей равномерный доступ к ресурсам всех членов коллектива? Объяснить социальное неравенство в рациональных терминах человечество пытается еще со времен Платона, и
некоторые из этих объяснений, особенно те, что появились за последние
полвека благодаря открытиям в исторической антропологии,
палеоклиматологии, эволюционной генетике и анализе комплексных систем,
звучат при всей их гипотетичности вполне убедительно.
Так, классические теории объясняют возникновение классовой организации
переходом от присваивающего поведения к производящему, то есть переходом
от охоты и собирательства к экономике как таковой — к поведению,
основанному на производстве и накоплении продукта (впрочем,
мало объясняя саму причину такого перехода). Последнее стало возможным
благодаря изменению климата — наступлению периода относительно теплого
межледниковья, который длится до сих пор. Развитие производящего хозяйства вкупе с потеплением и ослаблением ресурсного дефицита пробудили в человеческой популяции «эгоистичный» ген, долгое время подавляемый «эгалитаристским»,
позволившим человечеству выживать в суровую эпоху плейстоцена, когда
ресурсный дефицит был очень сильным, а периоды потепления — короткими. Не
удивительно, учитывая продолжительность этой эпохи, что глубоко
въевшиеся в коллективную память эгалитаристские воспоминания о «золотом веке», принимающие форму идеологий равенства, часто идут рука об руку с энвайроментализмом —
идеей возвращения к матушке-природе, предполагающей разумное
присваивание и равномерное распределение наличных благ, а не их
производство, накопление, неравновесное распределение и потребление.
Минусом этих теорий остается то, что они плохо или совсем не объясняют, почему и каким образом стратифицированные «несправедливые» общества в конечном итоге почти полностью вытеснили «справедливые» эгалитарные. Понятно,
что обрисовать динамику этого процесса, основываясь на наблюдательных
сведениях и цифрах, как это принято в современной демографии, социологии
и экономике, невозможно: к моменту возникновения статистики подавляющая
часть человечества представляла собой классовое общество с разной
степенью неравенства. На помощь, однако, приходит такой мощный и уже хорошо проверенный инструмент, как моделирование.
И
первым, кто им воспользовался для объяснения механизма вытеснения
эгалитарного гена эгоистичным в масштабах популяции, стала команда
биологов-эволюционистов из Стэнфордского университета, чью статью публикует онлайновый научный еженедельник Public Library of Science. Для
сопоставления демографических и миграционных процессов, происходящих в
эгалитарных и классовых обществах, авторы статьи под лаконичным
названием «Распространение
неравенства» использовали компьютерную симуляцию, в чем-то напоминающую
игры-стратегии с той разницей, что место игрока, руководящего, как в
компьютерных играх, поведением искусственно инсталлированного общества,
заняли алгоритмы, описывающие потребление и распределение ресурсов
агентами социальной сети. Задав начальные параметры —
объемы ресурсов и динамику их изменения во времени, можно посмотреть,
как будут осваивать ресурсы и эволюционировать сети, чьи агенты могут
добывать блага, распределять их, размножаться и мигрировать в поисках
новых ресурсов и умирать в случае их критического дефицита. В нашем
случае две разновидности таких сетей — эгалитарная, распределяющая
ресурсы равномерно, и классовая, распределяющая ресурсы неравномерно в
соответствии с социальным статусом (по
одному сценарию таких статусов было пять, по другому два — понятно, что
сложность классовой организации у разных обществ разная). Запустив обе сети в поле из ста ресурсных ниш (объемы
ниш могли быть одинаковыми или разными, а также могли меняться со
временем аналогично естественным эконишам) и сравнив динамику их
эволюции, авторы статьи в PLoS обнаружили весьма интересные различия.
Так, поскольку стрессовая нагрузка на агентов сети в случае стабильно
скудных ресурсов распределялась более равномерно внутри эгалитарной
сети, последняя демонстрировала большую популяционную устойчивость, чем
классовая. При этом агенты классовой сети из-за дестабилизирующего
эффекта от неравномерного распределения скудных ресурсов (определенные
классы, несмотря на изменившиеся условия, продолжали потреблять больше
других, которые при критическом дефиците просто вымирают, а общая
численность популяции при этом падает) показывали и большую готовность к
миграциям в поисках новых ресурсных ниш. В ситуации
же, когда объем ресурсов ежегодно изменялся, классовые общества,
наоборот, оказывались более стабильными, чем эгалитарные, поскольку
основной удар дефицита принимало на себя не все общество, как в случае
эгалитарной сети, а лишь отдельные классы. Такая большая «живучесть», достигнутая за счет классовой «подушки»,
позволяет классовым сетям и более эффективно расширяться в поисках
новых жизненных ресурсов, чем эгалитарным, которые в моменты
нестабильности оказываются более малочисленными и менее готовыми, чтобы
адаптироваться к изменившимся условиям. Как
видим, и в случае стабильно скудных и нестабильных ресурсов классовые
сети демонстрируют большие динамизм и эффективность, чем эгалитарные. В первом случае за счет большей готовности к миграциям (спровоцированной дестабилизирующим популяцию неравномерным потреблением ресурсов), во втором — за счет большей популяционной «живучести», обеспечивающей, в свою очередь, и более эффективную экспансию.
Это, как считают авторы, позволяет сделать вывод, что общества,
построенные на социальном неравенстве, постепенно вытеснили эгалитарные
простым числом, быстрее адаптируясь к изменениям окружающей среды и
быстрее, чем эгалитарные, занимая ресурсные ниши. Похоже,
что производящее хозяйство, возникшее в эпоху неолитической революции,
лишь подстегивало этот процесс: неурожайные сезоны в условиях
неравномерного распределения ресурсов (земли и воды), а также накопленных продуктов (разные
члены семьи получали разную часть наследства) стимулировали
территориальную экспансию сначала в масштабах небольших общин, далее
государств и целых империй, не оставляя эгалитарным сценариям никаких
шансах. В деле выживания и
экспансии человека социальное неравноправие сыграло положительную роль,
как эволюционно более эффективная, чем равноправие, форма общественной
организации. Продолжит ли она играть таковую в ситуации, когда практически все ресурсные ниши окажутся занятыми? Такой
момент если еще не наступил, то рано или поздно обязательно наступит, и
тогда человечество, чтобы выжить, встанет перед необходимостью
реанимировать образ жизни, основательно подзабытый с эпохи плейстоцена.
Либо продолжить экспансию, но уже в космос. Однако тем, кому более
симпатичен второй вариант, должны задуматься, что станет двигателем
такой экспансии, если глобальные угрозы в виде, например,
апокалиптического метеорита не сработают. В этом случае классовое
неравенство, принимающее любые формы неравноправного доступа к ресурсам и
драматического разрыва между богатством и нищетой, — хороший,
опробованный историей вариант
http://www.gazeta.ru/science/2011/09/28_a_3783482.shtml |